Шрифт:
Интервал:
Закладка:
21 мая
Вернувшись в домик на дереве, я стал искать этого человека. Он был у ручья – смывал кровь от ран. У него изодрана вся кожа. Но я рад, что он жив: наконец-то можно хоть с кем-нибудь перекинуться словом. Он сказал, что понимает, почему вчера мне стало тоскливо, но призвал меня быть стойким. По его словам, он – воин, пообещавший своему отцу беречь нас от угленогой, и готов идти до конца. И мне тоже нельзя сдаваться. Я спросил, что он о ней знает. Воин сказал: она – правительница воображаемого мира.
22 мая
Она приступила к выполнению своего замысла. Никто на реальной стороне такого не заподозрил, но это так. Я пытался объяснить ребятам, что происходит, но они считают меня дурковатым. Пришлось идти домой пешком, чтобы надо мной не издевались в школьном автобусе. Я зашел в воображаемую сторону через домик на дереве. И увидел женщину, которая, стоя на крыльце, орала на своего сына. А потом ударила его со всей силы. Женщина не знала, что угленогая шептунья управляла ее рукой и нашептывала ей на ухо.
1 июня
Оно распространяется повсюду. Находясь на воображаемой стороне, мы с воином пытаемся спасать людей, но не получается. Шептунья намного сильнее нас. И с каждым днем у нее прибывает силы. Что-то похожее нам рассказывали на природоведении. Учительница говорила: если бросить лягушку в горячую воду, она поймет, что нужно выпрыгнуть. Но если бросить ее в холодную воду и постепенно нагревать, лягушка ничего не почувствует, пока не будет слишком поздно. Она сварится и умрет. Сейчас все думают, что у меня грипп, но это кое-что похуже. Я мог бы попросить Эмброуза мне помочь, но знаю, что в глубине души он тоже думает, что я сумасшедший. И я очень надеюсь, что он прав. Очень надеюсь, что я просто дурковатый мальчишка, который убегает в лес и разговаривает сам с собой. Ведь иначе выходит, что мир уже брошен в кастрюлю с холодной водой и огонь разгорается. И остановить это могу только я.
– Сестра! – позвал чей-то голос.
Эмброуз закрыл дневник и поднял глаза. Он увидел, что миссис Хаггерти перестала вязать и пощупала лоб.
Подбежала медсестра.
– Что случилось, миссис Хаггерти?
– У меня, кажется, температура.
– Понятно. Идемте, я вас уложу, голубушка.
Эмброуз наблюдал за происходящим. Мистер Уилкокс и мистер Расселл расстегнули свитера и попросили прикрутить отопление. Миссис Уэбб чесала шею, которая была покрыта испариной, как сковорода – кулинарным спреем. Эмброуз услышал кашель одной из старых дев, сидевших перед телевизором. Все начали жаловаться, всем срочно потребовались вода, адвил и холодные компрессы.
Старики заболевали.
Все, кроме матери миссис Коллинз.
Из инвалидной коляски она таращилась на Эмброуза. Он почувствовал, как на него повеяло холодом. Откуда-то долетел ветерок, который, как шепот, пошевелил пух у него на шее.
– Та женщина стоит рядом с тобой и шепчет тебе на ухо, – сообщила миссис Кайзер. – Ты ее слышишь?
– И что же она говорит, миссис Кайзер?
Миссис Кайзер улыбнулась, как Чеширский кот, и со скрипом покатила по коридору. Скрип. Скрип.
– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество.
Рождественское торжество станет настоящим праздником.
Так весь персонал говорил матери Кристофера. Торжество объединяло пансионат «Тенистые сосны» и начальную школу города Милл-Гроув; все гордились этой традицией, появившейся задолго до того, как название пришлось поменять на политкорректное «Зимнее торжество». В последнюю пятницу перед Рождеством учащиеся начальной школы исполняли «зимние» (или «праздничные») песни и угощали стариков домашним печеньем. Потом устраивали «Турнир воздушных шариков», и детей награждали призами. По правилам соревнования, главный приз доставался тому, чей воздушный шарик улетит дальше всех, но каждому ребенку полагалось небольшое поощрение. Все знали, что призы – это на самом деле подарки на Рождество и Хануку, но турнир был отличной возможностью продемонстрировать политику отделения церкви от государства.
– Ну да, а богослов демонстрирует политику отделения Бога от ослов, – приговаривали медсестры.
И не важно, кто стоял по какую сторону прохода – старики любили торжество: не все же двигать шашками и просиживать перед телевизором. Для детей это торжество всяко было лучше, чем уроки. Но больше всего радовался персонал: в часы праздника от стариков не поступало ни одной жалобы.
Нечасто в жизни бывают такие случаи, когда в выигрыше оказываются все.
В Милл-Гроув, пожалуй, этому событию не было равных.
– Вам слышали новость, миссис Риз? – на ломаном английском спросила одна из санитарок.
– Какую?
– Миссис Коллинз… она приболела грипп. Сегодня ее не придет. Рождественское чудо!
Все утро обитатели «Тенистых сосен» были взбудоражены, как дети в ночь перед Рождеством. Мать Кристофера изо всех сил старалась поддерживать их праздничный настрой. Сегодня, в последний учебный день перед «зимними» каникулами, она хотела забрать Кристофера сразу после торжества и пойти с ним в кино на любой фильм по его выбору – и к черту ее разборчивость. А потом, на выходных, они вместе будут украшать к Рождеству свой собственный дом.
Вот только она не могла отделаться от этого ощущения.
От ощущения смутной тревоги.
– Здравствуйте, миссис Риз.
Обернувшись, мать Кристофера увидела входящую Мэри Кэтрин. Девушка была чем-то напугана. В принципе ничего удивительного. Бедняжка Мэри Кэтрин такая боязливая, такая совестливая, такая истовая католичка, порой читала «Отче наш» перед тем, как приступить к десерту, потому что опасалась, не закончилось ли действие молитвы «За дары, которые мы вкушаем», прочитанной перед обедом. Но сегодня она выглядела совсем иначе. На ней просто лица не было.
– Как дела, милая? – спросила мать Кристофера.
– Спасибо, прекрасно, – ответила девушка.
Но это было большим преувеличением. Бедняжка еле сдерживала слезы.
– Точно? Если хочешь, расскажи мне.
– Точно. Просто живот побаливает. Вот и все.
– Тогда иди домой. Сертификат ты уже заработала. Можешь отдыхать. Ты же понимаешь, никто тебя не осудит.
– Осудят, – возразила девушка.
С быстрым кивком Мэри Кэтрин распрощалась и ускользнула в комнату миссис Кайзер, чтобы начать свою волонтерскую смену. Мать Кристофера хотела пойти за ней, но отвлеклась на шум из общей гостиной.
– Они здесь! Дети приехали! – раздавались громкие голоса.
Радостный переполох начался с заезда школьных автобусов на парковку. В считаные секунды открылись двери, и учителя попытались выстроить детей в колонну по одному для прохода в здание. Мать Кристофера машинально поискала глазами приятелей сына, но не смогла их распознать в море разноцветных шерстяных шапок и фирменных помпонов «Питтсбург Стилерс».
